Уникален ли Холокост? Внеклассное мероприятие "Ещё одна страница истории - Холокост" Муниципальное общеобразовательное учреждение.


"Al Hayat" об иракской эмиграции
"Tageszeitung" о проблеме вторых жен беженцев-мусульман
"Независимая газета" о геноциде и холокосте
"Российская газета" об иностранных студентах в Санкт-Петербурге
"Wall Street Journal" о вымирающих языках
"Газета" о "неприкасаемых" в Японии
"Российская газета" о зарубежных соотечественниках
"Литературная газета" о соотечественниках и законе "О репатриации"
"Известия" о национальном составе населения России и Москвы
"Российская газета" о переписи и казаках
"Время новостей" о социальных реформах в России
"Известия" о проблеме бедности в России
"Известия" о мужском репродуктивном здоровье
"Российская газета" о здоровье российских призывников
"Российская газета" о наркопреступности и борьбе с ней

… о геноциде и холокосте

Истребление евреев нацистами и его осмысление сыграли особую роль в формировании современного мира

На протяжении многих лет ведутся споры, можно ли рассматривать Холокост - уничтожение еврейского народа во время Второй мировой войны - как явление уникальное, выходящее за рамки понятия "геноцид", либо же Холокост вполне вписывается в ряд прочих известных истории геноцидов. Наиболее развернутая и продуктивная дискуссия по этому вопросу, получившая название Historikerstreit ("спор историков"), развернулась среди немецких ученых в середине 80-х годов и сыграла важную роль в дальнейших исследованиях.
Хотя главной темой дискуссии была собственно природа нацизма, проблематика Холокоста и Освенцима по понятным причинам заняла в ней ключевое место. В ходе дискуссии выявились два направления, отстаивавшие противоположные тезисы. Сторонники "националистически-консервативного направления" ("националисты") - Эрнст Нольте и его последователи, такие, как Андреас Хильгрубер и Клаус Хильдебранд, - полагают, что Холокост не был уникальным явлением и может быть помещен в один ряд с другими катастрофами XX века, например, армянским геноцидом 1915-1916 годов, вьетнамской войной и даже советским вторжением в Афганистан. "Леволиберальное направление" ("интернационалисты") было представлено прежде всего известнейшим немецким философом Юргеном Хабермасом. Последний утверждал, что антисемитизм глубоко укоренен в германской истории и в психологии немцев, откуда проистекает особая специфика Холокоста, замкнутая на нацизм и только на него. Позже американский историк Чарльз Майер сформулировал три главные содержательные характеристики Холокоста, выявленные в ходе дискуссии и ставшие предметом спора сторон: singularity (единичность), comparability (сопоставимость), identity (идентичность). По сути дела, именно характеристика единичности (уникальности, неповторимости) и стала камнем преткновения в последующей дискуссии.
Субъективность боли и язык науки
Прежде всего необходимо отметить, что тема "уникальности" Холокоста является крайне деликатной. "Болевой центр" этой темы состоит в том, что при ее рассмотрении сталкиваются, по определению французского исследователя Поля Завадски, язык памяти и свидетельств с языком академическим. Рассмотренный изнутри еврейства, опыт Холокоста является абсолютной трагедией: поскольку всякое страдание - лично твое, оно абсолютизируется, делается уникальным и формирует идентичность еврейства. "Если я снимаю... "кепку социолога", чтобы остаться только евреем, семья которого была уничтожена во время войны, то ни о каком релятивизме не может быть и речи, - говорит Завадски. - ...Внутренняя логика идентификационного процесса толкает в сторону подчеркивания уникальности".
Не случайно всякое иное употребление слова "Холокост", например во множественном числе ("холокосты") или по отношению к иному геноциду, обычно вызывает в еврейской среде болезненную реакцию. Сравнение этнических чисток в Югославии с Холокостом, сравнение Милошевича с Гитлером, расширенное толкование обвинения по делу Клауса Барбье на процессе 1987 года во Франции как "преступлений против человечности", когда геноцид евреев рассматривался только в качестве одного из преступлений, а не в качестве уникального преступления, вызвали решительные протесты еврейской общественности. Сюда же можно добавить недавние споры по поводу изъятия самовольно поставленных польскими националистами-католиками крестов в Освенциме, когда дискутировался вопрос, следует ли Освенцим рассматривать исключительно в качестве места и символа еврейских страданий, хотя он стал также местом гибели сотен тысяч поляков и людей других национальностей.
Иначе говоря, любые сравнения, вторгаясь в область индивидуальной и коллективной памяти евреев, неизбежно снижают пафос исключительности еврейских страданий. При этом Холокост теряет свое специфическое содержание и рассматривается в качестве одного из многих геноцидов или же приобретает "общечеловеческое" измерение. Логическим же развитием деконкретизации Холокоста является лишение его даже признаков собственно геноцида, когда "Холокост" трансформируется в самую общую модель угнетения и социальной несправедливости. Так, автор пьесы об Освенциме немецкий драматург Петер Вайс заявлял: "Я отождествляю себя с евреями не больше, чем с вьетнамцами или южноафриканскими черными. Я просто отождествляю себя с угнетенными всего мира".
В тисках противоречий
С другой стороны, Холокост - явление историческое и социальное, и как таковое он естественно претендует на анализ в более широком контексте, чем только на уровне памяти и свидетельств еврейского народа, - в частности, на академическом уровне. Сама необходимость изучения Холокоста как исторического явления столь же неизбежно заставляет оперировать академическим языком, а логика исторического исследования толкает в сторону компаративизма. Но тут же обнаруживается, что уже сам выбор сравнительного анализа в качестве инструмента академического исследования подрывает в конечном итоге идею "уникальности" Холокоста в ее общественно-этической значимости.
Даже простое логическое рассуждение, исходящее из предположения об "уникальности" Холокоста, по сути, ведет к разрушению сложившихся к настоящему времени представлений об исторической роли Холокоста для человечества. В самом деле, содержание исторического урока Холокоста давно уже вышло за рамки исторического факта геноцида евреев: не случайно во многих странах мира именно изучение Холокоста введено в школьную программу в качестве попытки воспитывать национальную и религиозную терпимость. Основной же вывод из урока Холокоста гласит: "Это (т.е. Холокост) не должно повториться!" Однако если Холокост "уникален", т.е. единичен, неповторим, то ни о каком его повторении речи изначально идти не может и указанный важный вывод обессмысливается: никаким "уроком" Холокост тогда не может являться по определению; либо это "урок", но тогда он сравним с другими событиями прошлого и современности. В итоге остается либо переформулировать идею "уникальности", либо отказаться от нее.
Таким образом, в известной степени провокативна уже сама постановка проблемы "уникальности" Холокоста на академическом уровне. Но и разработка этой проблемы ведет к определенным логическим несообразностям. В самом деле, какие выводы следуют из признания Холокоста "уникальным"? Наиболее известный ученый, отстаивающий "уникальность" Холокоста, профессор из США Стивен Кац сформулировал в одной из своих книг ответ на этот вопрос: "Холокост высвечивает нацизм, а не наоборот". На первый взгляд, ответ убедителен: исследованием Холокоста вскрывается сущность такого чудовищного явления, как нацизм. Однако можно обратить внимание на другое: Холокост оказывается непосредственно замкнут на нацизме. И тогда буквально напрашивается вопрос - а можно ли вообще рассматривать Холокост в качестве самостоятельного явления вне обсуждения сущности нацизма? В несколько иной форме такой вопрос и был задан Кацу, поставив его в тупик: "А что, если человека не интересует нацизм, профессор Кац?"
С учетом всего сказанного мы все же возьмем на себя смелость высказать некоторые соображения, касающиеся уникальности Холокоста, строго в рамках академического подхода.
Аналогии неизбежны
Итак, один из широко известных тезисов современной академической науки, занимающейся исследованиями Холокоста, состоит в том, что трагедия евреев несет в себе общие признаки других геноцидов, но и обладает такими характеристиками, которые делают этот геноцид не просто особенным, а все же именно уникальным, исключительным, единственным в своем роде. В качестве трех основных характеристик Холокоста, определяющих его "уникальность", обычно указываются следующие:
1. Объект и цель. В отличие от всех прочих геноцидов целью нацистов было тотальное уничтожение еврейского народа как этноса.
2. Масштаб. За четыре года было уничтожено 6 миллионов евреев - третья часть всего еврейского народа. Геноцида такого масштаба человечество не знало.
3. Средства. Впервые в истории было осуществлено массовое уничтожение евреев индустриальными средствами, с привлечением современных технологий.
Эти характеристики в своей совокупности, как считают ряд авторов, и определяют уникальность Холокоста. Но беспристрастное исследование приводимых сравнительных выкладок, на наш взгляд, не является убедительным подтверждением тезиса об "уникальности" Холокоста.
Итак, рассмотрим последовательно все три характеристики:
а) Объект и цель Холокоста. По словам профессора Каца, "Холокост феноменологически уникален в силу того факта, что никогда ранее не ставилась задача, как дело намеренного принципа и актуализированной политики, физического уничтожения каждого мужчины, женщины и ребенка, принадлежащего к определенному народу".
Суть этого утверждения в следующем: до нацистов, которые стремились сделать мир Judenrein ("чистым от евреев"), никогда никто не собирался сознательно уничтожать целиком какой-либо народ. Утверждение кажется сомнительным. С глубокой древности существовала практика полной элиминации национальных групп, в частности, в ходе завоевательных войн и межплеменных столкновений. Эта задача решалась разными путями: например, насильственной ассимиляцией, но также и полным уничтожением такой группы - что нашло отражение уже в древних библейских повествованиях, в частности в рассказах о завоевании Ханаана (Ис. Нав. 6:20; 7:9; 10:39-40).
Уже в наше время в межплеменных столкновениях вырезается поголовно та или иная национальная группа, как, например, в Бурунди, когда в середине 90-х годов ХХ века до полумиллиона представителей народности тутси было вырезано в ходе геноцида. Очевиден тот факт, что в любых межнациональных столкновениях убивают именно за принадлежность к народу, участвующему в таком столкновении.
Другое важное обстоятельство, на которое нередко ссылаются защитники "уникальности Холокоста", - что политика нацистов, направленная на физическое уничтожение всех евреев, по сути своей не имела рациональной основы и сводилась к религиозно обусловленному тотальному убийству евреев. С такой точкой зрения можно было бы согласиться, если бы не одно серьезное "но": современным историкам приходится спорить о фактах, явно не укладывающихся в концепцию. Хорошо известно, например, что, когда в дело вступали большие деньги, они перебивали страсть нацистов к убийству. Довольно большое число состоятельных евреев смогло вырваться из нацистской Германии до начала войны. В конце войны часть нацистской верхушки активно искала контактов с западными союзниками на предмет собственного спасения, и евреи стали предметом торга, а весь религиозный пыл отходил на второй план. Когда соратники Геббельса по партии призвали его к ответу за многомиллионные взятки, благодаря которым была освобождена из концлагеря богатая еврейская семья Бернхаймера, рейхсминистр пропаганды в присутствии Гитлера произнес свою знаменитую и вполне циничную фразу: "Wer Jude ist, bestimme nur ich!" ("Кто есть еврей, определяю только я!") Оживленную полемику вызвала диссертация американского еврея Брайана Ригга: ее автор приводит многочисленные данные о том, что немало людей, подпадавших под нацистские законы о еврейском происхождении, служило в армии нацистской Германии, причем некоторые из них занимали высокие посты. И хотя ряд подобных фактов был известен высшему командованию вермахта, в силу разных причин это скрывали. Наконец, поразительный факт участия 350 финских евреев-офицеров в войне с СССР в составе финской армии - союзницы Гитлера, когда трое офицеров-евреев были награждены Железным крестом (и отказались его получать), и с финской стороны фронта действовала военно-полевая синагога (!). Все эти факты никак не преуменьшают чудовищность нацистского режима, но делают картину не столь однозначно иррациональной.
б) Масштаб Холокоста. Число евреев - жертв нацизма действительно поражает. Хотя точное число погибших до сих пор является предметом дискуссий, в исторической науке утвердилась цифра, близкая к 6 миллионам человек, т.е. погибла треть всего еврейского населения мира и около половины европейского еврейства. Однако в исторической ретроспективе можно обнаружить события, вполне сопоставимые с Холокостом по масштабу жертв. Так, сам профессор Кац приводит цифры, согласно которым в процессе колонизации Северной Америки к середине XVI века из 80-112 миллионов американских индейцев погибло 7/8, т.е. от 70 до 88 миллионов Кац признает: "Если только цифры конституируют уникальность, то еврейский опыт при Гитлере не был уникальным".
Сходен с Холокостом по масштабам и геноцид армян, считающийся первым геноцидом ХХ века. По данным Британской энциклопедии, с 1915 по 1923 год погибли от 600 тысяч до 1250 тысяч армян, т.е. от одной трети до почти 3/4 всего армянского населения Оттоманской империи, составлявшего к 1915 году 1750 тысяч человек. Оценки числа жертв среди цыган в период нацизма колеблются от 250 тысяч до полумиллиона человек, а такой солидный источник, как французская энциклопедия "Универсалис", считает цифру в полмиллиона самой скромной. В этом случае речь может идти о гибели до половины цыганского населения Европы.
Более того, собственно в еврейской истории имели место события, по масштабу жертв вполне приближающиеся к Холокосту. К сожалению, любые цифры, относящиеся к погромам Средневековья и начала Нового времени, в частности к еврейским погромам, учиненным казаками Хмельницкого, крайне приблизительны и нередко считаются завышенными. Однако, даже по современным оценкам, в 1648-1658 годах могло погибнуть от четверти до трети польских евреев, составлявших в то время крупнейшую в мире еврейскую общину.
в) "Технологичность" еврейского геноцида. Подобная характеристика может определяться только конкретными историческими условиями. Скажем, в битве при Ипре весной 1915 года Германия впервые применила химическое оружие и англо-французские войска понесли тяжелые потери. Можно ли говорить, что в данном случае, для начала XX века, оружие уничтожения было менее технологичным, чем газовые камеры? Разумеется, различие здесь заключается в том, что в одном случае уничтожали противника на поле боя, а в другом - беззащитных людей. Но ведь и там, и тут "технологически" уничтожали людей, причем в битве при Ипре впервые примененное оружие массового уничтожения тоже сделало противника беззащитным. И в период Средневековья несколько тысяч "колдуний", прежде чем быть сожженными на кострах по обвинению в колдовстве, подвергались пыткам с применением самых передовых для того времени технологических методов, и многие умирали в ходе этих пыток. Тот, кто посетил Музей пыток в Амстердаме, может в полной мире оценить чудовищную изощренность и технологическую изысканность палачей. Чем, по сути, эти пыточные машины уступают газовым камерам? А ведь еще продолжает обсуждаться идея создания нейтронного и генетического оружия, которое убивает огромное количество людей при минимуме других разрушений. Давайте на секунду представим, что это оружие (не дай бог) будет когда-нибудь применено. Тогда "технологичность" убийства будет признана еще более высокой, чем в период нацизма. В итоге, на поверку, этот критерий также оказывается вполне искусственным.
Цивилизация после Освенцима
Итак, каждый из аргументов в отдельности оказывается не слишком убедительным. Поэтому в качестве доказательства говорят об уникальности перечисленных факторов Холокоста в их совокупности (когда, по словам Каца, "как" и "что" уравновешивается "почему"). В некоторой степени такой подход справедлив, поскольку создает более объемное видение, но все же речь здесь может идти скорее о поражающих воображение злодеяниях нацистов, чем о радикальном отличии Холокоста от прочих геноцидов.
Но тем не менее мы убеждены, что Холокост имеет особое и действительно уникальное, в полном смысле этого слова, значение в мировой истории. Только характеристики этой уникальности следует искать в иных обстоятельствах, которые уже не являются категориями цели, инструментария и величины (масштабности). Подробный анализ этих характеристик заслуживает отдельного исследования, поэтому лишь кратко сформулируем их:
1. Холокост стал завершающим явлением, апофеозом, логическим завершением последовательного ряда гонений и катастроф в течение всей истории еврейского народа. Ни один другой народ не знал подобных непрекращающихся гонений на протяжении почти 2 тысяч лет. Иными словами, все прочие, не-еврейские, геноциды носили обособленный характер, в отличие от Холокоста как явления преемственного.
2. Геноцид еврейского народа осуществлен цивилизацией, в известной мере возросшей на еврейских этических и религиозных ценностях и в той или иной мере признававшей эти ценности за свои собственные ("иудейско-христианской цивилизацией", по традиционному определению). Иными словами, налицо факт саморазрушения основ цивилизации. И здесь в качестве разрушителя предстает не столько сам гитлеровский рейх с его расистско-полуязыческо-полухристианской религиозной идеологией (в конце концов, гитлеровская Германия никогда не отказывалась от своей христианской идентичности, пусть и особого, "арийского", толка), сколько христианский мир в целом, многовековой антииудаизм которого в значительной мере способствовал зарождению нацизма. Все иные геноциды в истории не носили подобного саморазрушительного для цивилизации характера.
3. Холокост в немалой степени перевернул сознание цивилизации и определил ее дальнейший путь развития, на котором преследование по расовым и религиозным признакам объявляется недопустимым. При всей сложной и подчас трагической картине современного мира, нетерпимость цивилизованных государств к проявлениям шовинизма и расизма во многом была обусловлена осмыслением итогов Холокоста.
Таким образом, уникальность феномена Холокоста определяется не характерными чертами гитлеровского геноцида как такового, а местом и ролью Холокоста в мировом историческом и духовном процессе.

От редакции. Сокращенный вариант этой работы уже появлялся в печати. Мы впервые публикуем полную версию статьи.

Вскоре после окончания 2-ой Мировой войны, когда тема Холокоста постепенно стала занимать важное место в ряду современных исторических и философско-теологических разработок, стали последовательно осуществляться попытки выявить комплекс причин – в их историческом, социальном, экономическом, психологическом контексте, – который сделал возможным осуществление чудовищного геноцида евреев. При соответствующем анализе исследователям приходилось обращать внимание на сравнительные характеристики Холокоста, предшествующих и последующих фактов расовой элиминации, которые рассматривались в качестве "геноцидов". В результате уже на протяжении многих лет ведутся споры на предмет того, можно ли рассматривать Холокост – целенаправленное уничтожение еврейского народа во время 2-ой мировой войны – как явление уникальное, выходящее за традиционные рамки феномена, известного под названием "геноцид", либо же Холокост вполне вписывается в ряд прочих известных истории геноцидов. Наиболее развернутая и продуктивная дискуссия по этому вопросу, получившая название Historikerstreit , развернулась среди немецких историков в середине 80-х годов прошлого века и сыграла важную роль в дальнейших исследованиях. Хотя главной темой дискуссии была собственно природа нацизма, проблематика Холокоста и Освенцима по понятным причинам заняла в ней ключевое место. В ходе дискуссии выявилось два направления, в рамках которых отстаивались противоположные тезисы. "Националистически-консервативное направление" ("националисты"), представленное Эрнстом Нольте и его последователями, такими как Андреас Хильгрубер и Клаус Хильдебранд, отстаивало позицию, согласно которой Холокост не был уникальным явлением, а может быть сравним и помещен в один ряд с другими катастрофами XX в., такими как армянский геноцид 1915-16 гг., вьетнамская война и даже советское вторжение в Афганистан. Более того, по мнению Нольте, преступления Гитлера должны рассматриваться в качестве реакции на столь же варварские действия большевиков, которые начались более чем за два десятилетия доОсвенцима. "Леволиберальное направление" ("интернационалисты") было представлено прежде всего известнейшим немецким философом Юргеном Хабермасом. Последний утверждал, что антисемитизм глубоко укоренен в германской истории и психологии немцев, откуда проистекает особая специфика Холокоста, замкнутая на нацизм и только на него. Несмотря на присутствие апологетически-вненаучных элементов в позиции "национал-консерваторов", которые вызывают сомнения в их научной добросовестности и даже породили обвинения их в "наукообразном" обоснованиинацизма и придании "респектабельности" идее ревизионизма Холокоста , объективно поднятые в дискуссии темы и аргументы, выдвинутые обеими сторонами, несомненно придали значительный импульс последующим научным исследованиям и внесли в важный вклад в разработку вопроса об уникальности Холокоста. Этапной работой здесь,в частности, стала книга американского историка Чарльза Майера "Непреодолимое прошлое" , который сформулировал три главных содержательных характеристики Холокоста, выявленных в ходе дискуссии и ставших предметом спора сторон: singularity (единичность), comparability (сопоставимость), identity (идентичность) . По сути дела именно характеристика "единичности" (уникальности, неповторимости) и стала камнем преткновения в позднейшей дискуссии. Не случайно крупнейший ученый в области проф. Стивен Кац из Корнельского университета, отстаивающий идею "уникальности" Холокоста, назвал свою программную статью "Holocaust: singularity of" .

Прежде чем перейти непосредственно к заявленной теме, необходимо отметить, что она является крайне деликатной. "Болевой центр" этой темы состоит в том, что при ее рассмотрении сталкиваются, как точно определил Поль Завадски, язык памяти и свидетельств и язык академический . Расcмотренный изнутри еврейства, опыт Холокоста является абсолютной трагедией, поскольку всякоестрадание – это Твое собственное страдание и оно абсолютизируется, делается уникальным и формирует идентичность еврейства: "Если я снимаю... "кепку социолога", чтобы остаться только евреем, семья которого была уничтожена во время войны, то ни о каком релятивизме не может быть и речи. Никакого сравнения не может быть, потому что в моей жизни, в истории моей семьи или в моей еврейской идентификации, Шоа является уникальным событием....Внутренняя логика идентификационного процесса толкает в сторону подчеркивания уникальности" . Не случайно всякое иное употребление слова Холокост (или Шоа, в еврейской терминологии), например во множественном числе("холокосты") или по отношению к иному геноциду, обычно вызывает болезненную реакцию.Так, Завадски приводит примеры, когда решительные протесты еврейской общественности вызвали сравнение этнических чисток в Югославии с Холокостом, сравнение Милошевича с Гитлером, а также расширенное толкование обвинения по делу Клауса Барбье на процессе 1987 г. во Франции как "преступлений против человечества", когда геноцид евреев рассматривался только в качестве одного из преступлений, а не в качестве уникального преступления . Сюда же можно добавить недавние споры по поводу изъятия самовольно поставленных католических крестов в Освенциме, когда дискутировался вопрос, следует ли Освенцим рассматривать исключительно в качестве места и символа еврейских страданий, хотя он и стал местом гибели сотен тысяч поляков и людей других национальностей . И разумеется, еще большее возмущение еврейской общины вызвал недавний случай в Англии, когда известный реформистский раввин и писатель Дан Кон-Шербок, отстаивающий гуманное отношение к животным, сравнил современные вагоны для перевозки скота в Англии с вагонами, в которыхевреев отправляли в Освенцим, и употребил выражение "Холокост животных" .

Всякая генерализация страданий евреев опять же нередко приводит к размыванию конкретного субъекта Холокоста: на месте евреев может оказаться каждый, дело вообще не в евреях и не в нацизме, а в "человечестве" и его проблемах вообще. Как писалПинхас Агмон: "Холокост не является ни специфически еврейской проблемой, ни событием только еврейской истории" . В такой постановке "Холокост" порой вообще теряет свое специфическое содержание и становится обобщенной характеристикой всякого геноцида. Так, даже Марек Эдельман, единственный из выживших руководителей восстания в Варшавском гетто, с готовностью сопоставляет события тех лет с гораздо более ограниченным масштабом событий в Югославии: "Мы можем стыдиться... геноцида, который имеет место сегодня в Югославии... Это – победа Гитлера, которую он одерживает с того света. Диктатура одна и та же, независимо от того, одета ли она в коммунистическую или фашистскую одежду". Логическим развитием деконкретизации Холокоста является лишение его даже признаков собственно геноцида, когда "Холокост" трансформируется в самую общую модель угнетения и социальной несправедливости. Немецкий драматург Петер Вайс, написав пьесу об Освенциме, говорит: "Слово "еврей" в пьесе не используется... Я отождествляю себя с евреями не больше, чем с вьетнамцами или южноафриканскими черными. Я просто отождествляю себя с угнетенными всего мира". Иначе говоря, всякий компаративизм, вторгаясь в область индивидуальной и коллективной памяти евреев, неизбежно релятивизирует пафос исключительности еврейских страданий. Такое положение нередко вызывает понятную болезненную реакцию в еврейской среде.

С другой стороны, Холокост – явление историческое и социальное, и как таковое, естественно претендует на анализ в более широком контексте, чем только на уровне памяти и свидетельств еврейского народа – в частности, на академическом уровне. Сама необходимость изучения Холокоста как исторического явления столь же неизбежно заставляет оперировать академическим языком, а логика исторического исследования толкает в сторону компаративизма. "Можно также защищать идею, что компаративизм является основой познания... Компаративизм находится в центре социальных наук в той мере, в которой они пользуются моделями." Не случайно Стивен Кац, доказываяуникальность Холокоста на академическом уровне, обращается к широкому историческому контексту и в качестве основного инструмента выбирает компаративистику .Но здесь же обнаруживается, что уже сам выбор компаративистики в качестве инструмента академического исследования подрывает в конечном итоге идею "уникальности" Холокоста, в ее общественно-этической значимости. Ведь содержание исторического урока Холокоста давно уже вышло за рамки факта геноцида евреев, и рассматривается как модель всякого геноцида. – не случайно в ряде стран именно изучение Холокоста введено в школьную программу в качестве попытки на образовательном уровне преодолеть расистские и шовинистические предрассудки и воспитывать национальную и религиозную терпимость. Основной вывод из урока Холокоста гласит: "Это (т.е. Холокост) не должно повториться!". Однако если Холокост "уникален", т.е. единичен, неповторим, то приходится оговариваться, в какой мере Холокост может выполнять функцию модели: либоХолокост уникален и "уроком" не может являться по определению, либо это "урок", но тогда он в известной мере сравним с другими событиями прошлого и современности. В итоге остается либо переформулировать идею "уникальности", либо вообще отказаться от нее.

Таким образом, в известной степени провокативна уже сама постановка проблемы "уникальности" Холокоста на академическом уровне. Но и разработка этой проблемы ведет к определенным логическим несообразностям. Да, рассуждает один из авторов, "впечатляющая ученость Каца по-существу не оставляет сомнений в том, что вопрос об уникальности Холокоста решен раз и навсегда. Но без ответа остается еще один, более существенныйвопрос "Ну и что?"(So what?)". В самом деле, какие выводы следуют из признания Холокоста "уникальным"? Кац сформулировал ответ в своей книге: "Холокост высвечивает (illuminates) нацизм, а не наоборот" . На первый взгляд, ответ убедителен: исследованием Холокоста вскрывается сущность такого чудовищного явления, как нацизм. Однако можно обратить внимание и на другое – Холокост оказывается непосредственно замкнут на нацизме. И тогда буквально напрашивается вопрос о том, а можно ли вообще рассматривать Холокост в качестве самостоятельного явления вне обсуждения сущности нацизма? В несколько иной форме такой вопрос и был задан Кацу, поставив его в тупик: "Но, профессор Кац, что, если человека не интересует нацизм?"

С учетом всего вышесказанного мы все же возьмем на себя смелость высказать некоторые соображения на предмет уникальности Холокоста строго в рамках академического подхода. Дополнительно подчеркнем, что такой подход сопряжен с отказом от использования любых теологических моделей Холокоста. Признавая духовную насыщенность ряда таких моделей и их значимость для рецепции общественным сознанием, нельзя не учитывать, что все они абсолютно неверифицируемы с точки зрения методологических подходов современных гуманитарных наук, и как таковые, не могут являться инструментами академического исследования.

Итак, один из общепризнанных тезисов современной академической науки, занимающейся исследованиями Холокоста, состоит в том, что трагедия евреев несет в себе общие признаки других геноцидов, но и обладает такими характеристиками, который делает делают этот геноцидне просто особенным, а все же именно уникальным, исключительным, единственным в своем роде. В принципе, с подобным подходом к Холокосту можно согласиться. Однако мы взяли бы на себя смелостьподвергнуть сомнениям правильность традиционного выбора тех характеристик, которые объявляютсяопределяющими для дефиниции Холокоста как уникального явления и предложить другой набор соответствующих характеристик. Благодаря этому, как нам видится, указанные выше логические несообразности исчезают, и в известном смысле также указанное выше противоречие между общественно-социальной значимостью Холокоста и признанием его "уникальности" в академическом смысле снимается.

В компаративистских исследованиях Холокост неизбежно сравнивается с известными историческими геноцидами, или явлениями, близкими к геноциду. Так, Стивен Кац, которому, несомненно, принадлежит ведущая роль в таких исследованиях, сравнивает геноцид евреев со средневековыми процессами над ведьмами, геноцидом индейцев и негров в Америке, а также с другими нацистскими геноцидами - цыган, гомосексуалистов и различных европейских этнических групп . Причем Кац настаивает, что анализ может проводиться в чисто количественных, т.е. объективных оценках.

В итоге такого анализа в качестве трех основных характеристик Холокоста, определяющихего "уникальность", обычно указываются следующие, отвечающие на вопросы "как", "что" и "почему":

1. Объект и цель. В отличие от всех прочих геноцидов целью нацистов было тотальное уничтожение еврейского народа как этноса.

2. Масштаб. За четыре года было уничтожено 6 млн. евреев – третья часть всего еврейского народа. Геноцида такого масштаба человечество не знало.

3. Средства. Впервые в истории было осуществлено массовое уничтожение евреев индустриальными средствами, с привлечением современных технологий.

Эти характеристики в своей совокупности, как считает ряд авторов, и определяют уникальность Холокоста. Но беспристрастное исследование приводимыхсравнительных выкладок, с нашей точки зрения, не является убедительным подтверждением тезиса об "уникальности" Холокоста.

Итак, рассмотрим последовательно все триаргумента:

а) Объект и цель Холокоста . По словам проф. Каца, "Холокост феноменологически уникален в силу того факта, что никогда ранее не ставилась задача, как дело намеренного принципа и актуализированной политики, физического уничтожения каждого мужчины, женщины и ребенка, принадлежащих к определенному народу". Если через усложненную словесную ткань добраться до сути этого утверждения, то она состоит в следующем:до нацистов, которые стремились сделать мир Judenrein, никогда никто не собирался сознательно уничтожать целиком какой-либо народ. Утверждение кажется сомнительным. С глубокой древности существовала практика полной элиминации национальных групп, в частности,в ходе завоевательных войн и межплеменных столкновений. Эта задача решалась разными путями: например, насильственной ассимиляцией, но также и полным уничтожением такой группы – что нашло отражение уже в древних библейских повествованиях, в частности, в рассказах о завоевании Ханаана (Ис. Нав 6:20; 7:9; 10:39–40). Уже в наше время в межплеменных столкновениях вырезается поголовно та или иная национальная группа, как например в Бурунди, когда в середине девяностых годов ХХ в. до полумиллиона представителей народности тутси было вырезано в ходе геноцида. Очевиден тот факт, что в любых межнациональных столкновениях убивают именно за принадлежность к народу, участвующему в таком столкновении. Поэтому известное высказывание Эли Визеля, что, в отличие от представителей других народов или социальных групп, "евреев убивали только за то, что они евреи", по сути дела, ничего не объясняет. Более того, если принять тезис о том, что агрессивность являлась определяющим фактором самого развития человечества, то тем более нацизм является лишь эпизодом в истории человечества, как непрерывной цепи геноцидов .

Другое важное обстоятельство, на котороенередко ссылаютсязащитники "уникальности Холокоста" – что политика нацистов, направленная на физическое уничтожение всех евреев, по сути не имела рациональной основы, в отличие от других геноцидов, обуславливавшихся военными, геополитическими, этническими факторами. В целом ряде работ последовательно опровергаются социально-экономические, психологические, исторические корни германского антисемитизма, и Холокосту придается мистико-религиозная окраска попытки убийства избранного народа, а в его лице единого Бога. Сама по себе такая точка зрения вполне имеет право на существование, если бы не одно серьезное "но": современным историкам приходится спорить о фактах, явно не укладывающихся в концепцию слепого безрассудного тотального убийства евреев на религиозной почве. Хорошо известно, например,что когда в дело вступали большие деньги, они перебивали страсть нацистов к убийству. Достаточно большое число состоятельных евреев смогло вырваться из нацистской Германии до начала войны. Когда в конце войны часть нацистской верхушки активно искала контактов с западными союзниками на предмет собственного спасения, то евреи опять же благополучно стали предметом торга и весь религиозный пыл отходил на второй план: когда Геринга соратники по партии призвали к ответу за многомиллионные взятки, благодаря которым была освобождена из концлагеря богатая еврейская семья Бернхаймера и обвинили в связях с евреями, в присутствии Гитлера он произнес свою знаменитую и вполне циничную фразу: Wer Jude ist, bestimme nur ich! ("Кто есть еврей, определяю только я!") Оживленную полемику вызвала диссертация американца Брайана Ригга: ее автор приводит многочисленные сведения о том, что немало людей, подпадавших под нацистские законы о еврейском происхождении, служило в армии нацистской Германии, причем некоторые из них занимали высокие посты. И хотя такого рода факты были известны высшему командованию вермахта, в силу разных причин они скрывались. Наконец, можно вспомнить и поразительный случай участия 350 финских евреев-офицеров в войне с СССР в составе финской армии – союзницы Гитлера, когда трое офицеров-евреев были награждены Железным крестом,и с нацистской стороны фронта действовала военно-полевая синагога (!) Все эти факты, хотя никак не преуменьшают чудовищность нацистского режима, все же никак не делают картину столь однозначно-иррациональной.

б) Масштаб Холокоста . Число евреев – жертв нацизма действительно поражает. Хотя точное число погибших до сих пор является предметом дискуссий, в исторической науке утвердилась цифра, близкая к 6 млн. человек, т.е. число погибшиx составляет треть всего еврейского населенияв мире и от половины до двух третей половины европейского еврейства. Однако в исторической ретроспективе можно обнаружить события, вполне сопоставимые с Холокостом по масштабу жертв. Так, сам проф. Кац приводит цифры, согласно которым по в процессе колонизации Америки (Северной и Южной) ко второй половине XVI в. из 80-112 млн. американских индейцев, погибло 7/8, т.е. от 70 до 88 млн. Кац признает: "Если только цифры конституируют уникальность, то еврейский опыт при Гитлере не был уникальным" . При этом выдвигается любопытная концепция, что дескать, в основном индейцы погибли от эпидемий, а уничтоженных в результате прямого насилия было не так много. Но вряд ли этот аргумент можно признать справедливым: эпидемии сопутствовали процессу колонизации, и судьба индейцев никого не интересовала – иначе говоря, за их смерть колонизаторы несли прямую ответственность. Так и во время депортации кавказских народов при Сталине огромное количество умерло от сопутствующих лишений и голода. Если следовать логике Каца, то в число "уничтоженных в результате прямого насилия" евреев не следует включать тех, кто умер от голода и невыносимых условий в гетто и концентрационных лагерях.

Сходен с Холокостом помасштабам и геноцид армян, считающийся первым геноцидом ХХ в. По данным Британской энциклопедии, с 1915 по 1923 г. погибло по разным оценкам от 600 тыс. до 1 млн. 250 тыс. армян, т.е. от одной трети до почти 3/4 всего армянского населения оттоманской империи, составлявшей к 1915 г. 1 млн. 750 тыс. чел. Оценки числа жертв среди цыган в период нацизмаколеблются от 250 тыс. до полумиллиона человек , а такой солидный источник, как французская энциклопедия "Универсалис", считает цифру в полмиллиона самой скромной. В этом случае речь может идти о гибели до половины цыганского населения Европы.

Более того , собственно в еврейской истории имели место события, по масштабу жертв вполне приближающиеся к Холокосту. К сожалению, любые цифры, относящиеся к погромам средневековья и раннего Нового времени, в частности, периоду хмельничины и последовавшим за этим русско-польской и польско-шведской войнам,крайне приблизительны, как и общие демографические данные периода средневековья. Тем не менее, принято считать, что к 1648 г. еврейское население Польши – самой большой еврейской общины мира – составляло ок. 300 тыс. человек . Цифры погибших за десятилетие хмельничины (1648-58) в различных источниках чрезвычайно разнятся: еврейские хроники говорят о 180 тыс. и даже о 600 тыс. евреев ; по мнению Греца, было убито более четверти миллиона польских евреев. Ряд современных историков предпочитает гораздо более скромные цифры – 40–50 тыс. погибших, что составляло20-25% еврейского населения Речи Посполитой, что тоже немало). Но другие историки все же склонны считать более достоверной цифру в 100 тыс. человек – в этом случае речь может идти о трети погибших из общего числа польских евреев.

Таким образом, и в новой истории, и в истории евреев можно обнаружить примеры геноцидов, по масштабу сравнимых с Холокостом. Безусловно, геноцид евреев имеет особые черты, отличающие его от других геноцидов, на что указывают многие ученые. Нои в любом другом геноциде можно найти специфические черты. Так, проф. Кацполагает, что нацистский геноцид цыган во время 2-ой мировой войны, хотя и близкий по ряду характеристик еврейскому геноциду, отличался от него: он имел не только этническую подоплеку, но и был направлен против цыган, как группы с антисоциальным поведением . Однако подобный аргумент точно также доказывает, что геноцид цыган имел особый характер в сравнении с иными геноцидами, в т. ч. и с Холокостом. Тем более, цыгане – это единственный народ, который подвергался массовой стерилизации нацистами, что тоже можно рассматривать в качестве неповторимой черты. Так что если "уникальность" Холокоста определяется исходя из его особых, единственных в своем роде черт, тои всякий другой геноцид можно тогда определять как имеющий "уникальный" характер. Очевидно, что в этом случае выхолащивается смысл употребления столь сильного понятия, как "уникальность"(означающего неповторимость явления в целом, а него отдельных черт) применительно к Холокосту – гораздо более оправданным представляется здесь использование более подходящего "особенность".

в) "Технологичность" еврейского геноцида . Такая характеристика может определяться только конкретными историческими условиями: "Холокост зародился и был осуществлен в современном рационалистическом обществе, на высоком уровне развития цивилизации и культурыи пике достижений человеческой культуры. В опыте Холокоста заключена исключительно важная информация о том обществе, членами которого мы являемся". Но вспомним, в битве при Ипре, весной 1915 г., Германия впервые применила химическое оружие и англо-французские войска понесли тяжелые потери. Можно ли говорить, что в данном случае, для начала XX в.,оружие уничтожения было менее технологичным, чем газовые камеры? Разумеется, отличие здесь заключается в том, что в одном случае уничтожали на поле боя противника, а в другом – беззащитных людей. Но ведь и там, и тут "технологически" уничтожали людей, причем в битве при Ипре впервые примененноеоружие массового уничтожения тоже сделало противника беззащитным . А ведь и в настоящее время продолжает обсуждаться идея создания нейтронного и генетического оружия, которое убивает огромное количество людей, при минимуме других разрушений. Давайте на секунду представим, что это оружие (не дай Бог) будет когда-нибудь применено? И "технологичность" убийства будет признана еще более высокой, чем в период нацизма. В итоге, на поверку, этот критерий также оказывается вполне искусственным.

Итак, каждый из аргументов по отдельности оказывается не слишком убедительным. Поэтому в качестве доказательства говорят об уникальности перечисленных факторов Холокоста в их совокупности (когда, по словам Каца, факторы "как" и "что" уравновешиваются фактором "почему"). В некоторой степени такой подход справедлив, поскольку создает более объемное видение, но все же речь здесь может идти скорее о поражающих воображение злодеяниях нацистов, еще более грандиозных, чем даже самые чудовищные геноциды, чем о радикальном отличии Холокоста от прочих геноцидов. Любая же попытка усилить элемент "уникальности" за счет привлечения дополнительных частных характеристик, как например, это делает Эберхард Йекель: "никогда прежде государство не принимало решения и не объявляло властью законно избранного правителя, что оно уничтожит определенную группу людей…" лишь приводит к обратному результату, ибо, как уже указывалось выше,любой геноцид имеет неповторимые частные характеристики.

Но тем не менее, мы убеждены, что Холокост имеет особое и действительно уникальное, в полном смысле этого слова, значение в мировой истории. Только характеристики этой уникальности следует искать в иных обстоятельствах – которые уже не являются категориями цели, инструментария и масштабности. Подробный анализ этих характеристик заслуживает отдельного исследования, поэтому лишь кратко сформулируем их:

1. Холокост стал завершающим явлением, апофеозом, логическим завершением последовательного ряда гонений и катастроф в течение всей истории еврейского народа. Ни один другой народ не знал подобных непрекращающихся гонений на протяжении почти 2 тыс. лет. Иными словами, все прочие, не-еврейские, геноциды носили обособленный характер, в отличие от Холокоста, как явления преемственного.

2. Геноцид еврейского народа осуществлен цивилизацией, в известной мере возросшей на еврейских этических и религиозных ценностях и в той или иной мерепризнававшей эти ценности за свои собственные ("иудейско-христианской цивилизацией", по традиционному определению). Иными словами, налицо факт саморазрушения основ цивилизации. И здесь в качестве разрушителя предстает не столько сам гитлеровский рейх с его расистской-полуязыческой-полухристианской религиозной идеологией (в конце концов, гитлеровская Германия никогда не отказывалась от своей христианской идентичности, пусть и особого, "арийского", толка), сколько христианский мир в целом, многовековой антииудаизм которого в значительной мере способствовал зарождению нацизма. Все иные геноциды в истории не носили подобного саморазрушительного для цивилизации характера.

3. Холокост в немалой степени перевернул сознание цивилизации и определил ее дальнейший путь развития, на котором преследование по расовым и религиозным признакам объявляется недопустимым. При всей сложной и подчас трагической картине современного мира нетерпимость цивилизованных государств к проявлениям шовинизма и расизма во многом была обусловлена осмыслением итогов Холокоста.

Таким образом, уникальность феномена Холокоста определяется не характерными чертами гитлеровского геноцида как такового, а местом и ролью Холокоста в мировом историческом и духовном процессе.


Материалы дискуссии см . в : "Historiker-Streit", Die Dokumentation der Kontroverse um die Einzigartigkeit der nationalsozialistischen Judenvernichtung . Münich, 1986. История дискуссии и ее ход подробно изложена в монографии : Jurgen Manemann, "Weil es nicht nur Geschichte ist" , Münster; Hamburg; LIT, 1995, S. 66–114.

К сожалению, дефиниция «Холокост» даже в научных кругах в настоящее время трактуется неоднозначно. Нередки случаи, когда под Холокостом понимают вообще геноцид мирного населения в годы немецко-фашистской оккупации. Иногда это делается умышленно. Огромные потери среди мирного населения в годы Второй мировой войны позволяют современным ревизионистам, искажая историческую правду и манипулируя абсолютными данными, выдвигать на первый план относительность этих потерь, сводя все к простому арифметическому сопоставлению цифр.

Сегодня проблема изучения Холокоста это, в первую очередь, проблема признания человечеством его уникальности как исторического явления вселенского масштаба. Не случайно римский папа Иоанн-Павел II назвал ХХ век «веком безжалостной попытки истребления евреев» Эли Визель, сам прошедший Освенцим и Бухенвальд, так образно охарактеризовал уникальность Холокоста: «Не все жертвы нацизма были евреями, но все евреи были жертвами нацизма».
Американский историк Майкл Беренбаум в своем эссе «Уникальность и всеобщность Холокоста» отмечает: «Все предыдущие вспышки юдофобии были эпизодическими, кратковременными и носили, скорее, религиозный, чем биологический характер. Евреев убивали за их убеждения или деятельность, и всегда оставалась возможность ради спасения изменить вероисповедание или эмигрировать, тогда как нацизм никакого выхода им не оставлял» (1).
По мнению М.Беренбаума, есть, как минимум, четыре причины, по которым Холокост нельзя сводить к очередному проявлению антисемитизма:

1. Уничтожение евреев производилось в рамках закона, причем орудием давления выступала правовая система.
2. Преследование и уничтожение евреев мыслились как политическая задача страны, и для этого были пущены все рычаги власти.
3. Евреев убивали не за их культурную непохожесть, не за дела или веру, а за самый факт существования. Уничтожению подлежали все евреи, а не только «еврейский дух».
4. Вопреки христианскому богословию, евреи перестали считаться символом зла. Теперь они стали его воплощением, и потому им надлежало исчезнуть. (2)
Еврейский религиозный мыслитель Эмиль Факенхайм эту же мысль выразил так: «[Нацисты] убивали евреев не за то, КАКИМИ они были, а за то, что они БЫЛИ... Преступлением было их существование» (3).

Холокост стал одним из наиболее значимых исторических и социальных феноменов ХХ века. До Второй мировой войны в основе всех известных истории актов геноцида лежали религиозные конфликты: массовое уничтожение людей происходило по религиозному признаку. В ХХ веке религиозные мотивы пе-рестали играть решающую роль при определении групповой принадлежности людей. Все возрастающую роль играют ныне национальные и этнические моменты, приведшие к актам геноцида сотен тысяч жителей Юго-Восточной Азии и Африки. Холокост и явился одним из актов массового уничтожения людей по национальному признаку. Однако для того, чтобы совершить это преступление, следовало подготовить к нему огромные массы людей - соучастников и свидетелей геноцида.
Тоталитарное государство, отмечал болгарский историк Желю Желев, в силу самой логики своего развития «не только подавляет, терроризирует, но и перетягивает на свою сторону большую часть народных масс, точнее, - вовлекает народ в свои преступления... Оно не только действует от имени народа... но и посредством народа» (4). Создание идеологии, которая смогла бы убедительно доказать необходимость многомиллионных убийств ни в чем не повинных людей и обеспечить многотысячной армии убийц и свидетелей психологическое оп-равдание своего поведения, носило характер поистине революционного переворота, и переворот этот в сознании людей был нацистами совершен.

«Убийство не новое явление на земле, и каинов грех сопровождает род человеческий испокон веков, - говорил в Генеральный прокурор Израиля в своей речи на процессе Эйхмана. - Но только в ХХ веке мы стали свидетелями убийства особого рода. Не в результате преходящей вспышки страсти или душевного помрачения, а как следствие обдуманного решения и тщательного планирования. Не по злостному умыслу отдельной личности, а как порождение величайшего преступного заговора, в котором приняли участие десятки тысяч [людей]. Не против единственной жертвы, а против целого народа... Сообщниками преступлений были вожди нации, и среди них профессора и ученые с академическими званиями, со знанием языков, просвещенные люди, именуемые «интеллигенцией» (5).

Массовая гибель мирного еврейского населения на оккупированной нацистами территории в годы Второй мировой войны не имеет аналогов в истории войн. Она не зависела от военных действий, не была связана с депортациями из прифронто-вой зоны или с массированными бомбардировками мирных городов. «Это была отдельная и самостоятельная операция, которую оказалось легче и удобнее провести в условиях войны, при минимальном вмешательстве сил изнутри и извне, и которую можно было замаскировать и прикрыть завесой военной не-обходимости». Однако одновременно следует отметить и другое: «в гитлеровских документах, связанных с истреблением евреев, и в обосновании решения о нем нет и следа аргументации, что это истребление необходимо якобы для успешного ведения войны» (6).
В основе мировоззрения, ставшего идеологической платформой для национал-социалистического движения и всей внутренней и внешней политики Германии в 1933-1945 гг., фундаментом исторической концепции Гитлера, были три идеологемы: расизм, антикоммунизм и жизненное пространство (7). Сочетание расизма и антисемитизма (если точнее, шовинизма) привело к возникновению нового исторического феномена - расистского антисемитизма, отличающегося особой непримиримостью и бескомпромиссностью по отношению к евреям. С точки зрения нацизма, еврей был одновременно олицетворением и коммунизма (как основоположник и носитель коммунистической идеологии), и капитализма (как основной носитель «буржуазного торгашества»). Таким образом «национал-социализм нашел объект ненависти в соответствии со своим двойным названием, выставив еврея в качестве мишени для национальной и классовой ненависти» (8).
Нацисты превратили антисемитизм в предмет экспорта, которым занимались дипломаты и прочие представители Германии за границей - он способствовал сплочению фашистских партий в других странах. Даже в апреле 1944 г., когда исход войны уже не вызывал сомнения, на совещании в министерстве иностранных дел Германии стоял вопрос об усилении антисемитизма во всем мире, причем было отмечено, что «распространение антисемитизма является одной из целей войны, которую ведет Германия». И именно об этом в своем завещании писал в свои последние минуты Адольф Гитлер: «И прежде всего я вме-няю в обязанность всем руководителям нации и их подчиненным соблюдать расовые законы и беспощадно бороться с международным еврейством» (9).
Наиболее полное обоснование уникальности Холокоста как исторического события мирового масштаба дал израильский историк Иегуда Бауэр в своем труде «Место Холокоста в современной истории»:
«Исключительность Холокоста состоит в тотальном характере его идеологии и в воплощении абстрактной идеи в спланированное, методично осуществляемое массовое убийство. Кроме того, Холокост был основным мотивом для развязывания полномасштабной войны, отнявшей за долгие шесть лет около 35 миллионов человеческих жизней... Антиеврейский поход был решающей составляющей нацистской эсхатологии, краеугольным камнем их мироустроения, а не просто одной из частей их программы. будущее человечества зависело от их победы над еврейством...
У современного геноцида есть две характерные черты: он идеологически окрашен и по своей природе безжалостен, поскольку добивается исчезновения расовой, национальной или этнической группы как таковой... Никогда не бывало, чтобы гонители видели панацею от всех человеческих бед в полном уничтожении еврейского народа. В этом смысле нацистский антисемитизм был новым этапом, так как, хотя его составляющие хорошо знакомы, их комбинация была качественно беспрецедентной, тотальной и смертельной. Следовательно, с точки зрения еврейской истории, Холокост, хотя и имеет много элементов, известных из продолжительной истории еврейского мученичества, все-таки - явление уникальное» (10).

Уникальность Холокоста, его феноменальность как исторического и социального явления, характерного только для определенного периода ХХ века, может быть определена несколькими признаками.
1. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ уничтожение мирного населения носило такой глобальный характер. Это произошло благодаря сочетанию нацистской идеологии с немецким педантизмом и современными достижениями техники, позволившими создать особые технические приспособления (машины-«душегубки», газовые ка-меры, крематории и т.д.) для ускоренного массового уничтожения людей.
2. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ была поставлена задача уничтожения отдельно взятого народа. Подлежащих уничтожению определяли по национальному признаку в третьем поколении. Впервые в истории появилось уголовное понятие - «народоубийство». Термин получил распространение после опубликования И.Эренбургом в 1944 г. в журнале «Знамя» (N1-2) очерка «Народоубийцы» - первых материалов о геноциде евреев на оккупированных территориях (11).
3. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ идеология, в основе которой лежала расовая теория, стала политической силой, способной привести в движение мощные государственные механизмы и повлиявшей на весь ход мировой истории.
4. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ в результате слияния шовинизма с расизмом возникла новая разновидность антисемитизма - расовый антисемитизм, проповедующий тотальное уничтожение евреев во всем мире.
5. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ решение о геноциде еврейского народа было принято на государственном уровне и стало элементом государственной политики.
6. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ уничтожение отдельно взятого народа стало одной из трех главных целей войны государства, эту войну развязавшего (с точки зрения Германии - государства-агрессора - это уничтожение коммунистов, евреев и расширение жизненного пространства).
7. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ вся государственная пропаганда одной страны, независимо от темы того или иного выступления, включала в себя шовинистические мотивы. Пропаганда при этом была нелогична и внутренне противоречива. С одной стороны, проводилась ДЕГУМАНИЗАЦИЯ образа рядового еврея, который рассматривался как представитель «низшей расы», ли-шенный каких-либо положительных черт. С другой стороны, велась ДЕМОНИЗАЦИЯ еврейского народа, который, являясь «проводником воли Сатаны», способен привести целые народы к вымиранию.
8. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ для психологического оправдания массового уничтожения людей, то есть себе подобных, была использована антропологическая категория «Untermensch» - «недочеловек». Его представители подлежали тотальному уничтожению. Термин получил распространение после одной из пубикаций в нацистском официозе «Volkischer Beobachter» 6 августа 1941 г. (автор - Густав Херберт). Уничтожение недочеловеков не приводило к нарушению Божьей заповеди «Не убий» (12).
9. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ уничтожение мирных, ни в чем не повинных граждан, не имеющих никакого отношения к военным действиям, носило плановый характер и было санкционировано соответствующим решением на высшем государственном уровне.
10. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ акции по массовому уничтожению одних гражданских лиц, в большинстве случаев, проводилось руками других гражданских лиц - жителей того же государства (коллаборантов).
11. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ решающий политический документ о судьбе отдельно взятого народа (решение Ванзееской конференции об «окончательном решении» еврейского вопроса) был принят не до начала военных действий, а в ходе их, тогда, когда «блицкриг» провалился, а война приняла мировой характер. Гитлеровское руководство сполна успело оценить необратимость событий, которые происходят в мире, и впервые осознало тот факт, что Германия может потерпеть поражение. На-цисты спешили решить поставленную перед собой задачу уничтожения еврейства, что говорит о глобальности этой задачи, когда политические цели начинают конкурировать с военными.
12. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ в истории были созданы предпосылки к тому, чтобы произошёл геноцид. Вторая мировая война стала возможной в результате возникновения на карте Европы двух имперских тоталитарных структур - большевистской и нацистской, в которых антисемитизм был элементом государс-твенной политики.
13. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ в истории антисемитизм стал негласной политикой правительств стран, играющих главную роль в ходе войны. Великобритания и США, в отличие от некоторых союзников Гитлера (Италия, Испания, Португалия, Финляндия), отказались принимать у себя еврейских беженцев из европейских стран. Сталинское руководство за весь период войны ни разу даже не обсудило факты уничтожения евреев на оккупированной территории. Союзники так и не удовлетворили просьбу еврейских представителей разбомбить крематории Освенцима и подъездные пути к ним. По сути дела, страны антигитлеровской коалиции стали соучастниками Холокоста, а сам Холокост можно охарактеризовать как всемирный антиеврейский заговор.
14. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ в истории в разработке теории и практики геноцида принимали участие люди, представляющие элиту государства. В Германии это были крупнейшие немецкие учёные: гуманитарии, технари, юристы.
15. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ в ХХ веке возникли мировые войны, и уже на второй из них на плаху политических и имперских амбиций лидеров государств была положена не только судьба представителей отдельных народов, а всего населения этих государств.
16. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ со стороны воюющих государств, конечно, в разной степени, были отброшены нравственные категории. Гуманитарные ограничения для тех, кто идёт ва-банк, не существуют. Со стороны Германии это были лагеря уничтожения, неконвенциональная техника массовых уничтожений, война с мирным населением, вывоз гражданского населения в другую страну для использования там в качестве рабской силы. Со стороны СССР это была депортация семи народов, обвиненных в сотрудничестве с оккупантами, и принятие в качестве государственной политики постулата о "коллективной вине" народа.
17. ВПЕРВЫЕ В ИСТОРИИ были созданы особые организационные формы массового уничтожения мирного населения, которое происходило, в основном, не в местах его коренного проживания, а в специально оборудованных лагерях смерти.
Все выше сказанное позволяет нам говорить о Холокосте как о некоем историческом и социальном феномене не только в контексте истории ХХ века, но и в контексте мировой истории, что требует соответствующей оценки и подхода в государственной политике и общественной деятельности.

Литература

1. Беренбаум М. Уникальность и всеобщность Холокоста. // Сб. «За гранью понимания». Богословы и философы о Холокосте. К.: 2003, с. 184.
2. Там же.
3. Сб. «За гранью понимания», с.36.
4. Желев Желю. Фашизм. Тоталитарное государство. (Пер. с болг.) М.: «Новости», 1991, с.272.
5. «6 000 000 обвиняют». Речь израильского генерального прокурора на процессе Эйхмана. Иерусалим.: БИБЛИОТЕКА-АЛИЯ, вып.8, 1961, с.6-7.
6. Там же, с.71-72.
7. Сб. «От антисемитизма к катастрофе». Изд-во «МАССУА» (Израиль). 1995, с.18.
8. «6 000 000 обвиняют», с.14.
9. Там же, с.18-20.
10. Бауэр И. Место Холокоста в современной истории. // Сб. «За гранью понимания», с. 55, 71, 78.
11. См. Эренбург И.Г. Народоубийцы. // Эренбург И.Г. Сб. «Война. 1941-1945». М., 2004, с.571-580.
12. Ковалев Б.Н. Нацистская оккупация и коллаборационизм в России. 1941-1944. М., 2004, с. 237.

Текст публикуется как иллюстрация той роли, которую играет лохокост в мифах современной цивилизации: мол, еврейские страдания уникальны, и теперь евреям все можно, а остальные должны три раза "ку" делать.

Уже на протяжении многих лет ведутся споры на предмет того, можно ли рассматривать Холокост - уничтожение еврейского народа во время Второй мировой войны - как явление уникальное, выходящее за традиционные рамки феномена, известного под названием "геноцид", либо же Холокост вполне вписывается в ряд прочих известных истории геноцидов. Наиболее развернутая и продуктивная дискуссия по этому вопросу, получившая название Historikerstreit ("спор историков"), развернулась среди немецких историков в середине 80-х годов XX века и сыграла важную роль в дальнейших исследованиях. Хотя главной темой дискуссии была собственно природа нацизма, проблематика Холокоста и Освенцима, по понятным причинам, заняла в ней ключевое место. В ходе дискуссии выявилось два направления, выдвигавших противоположные тезисы. "Националистически-консервативное направление" ("националисты"), представленное Эрнстом Нольте и его последователями, такими, как Андреас Хильгрубер и Клаус Хильдебранд, отстаивало позицию, согласно которой Холокост не был уникальным явлением, а может быть сравним и помещен в один ряд с другими катастрофами XX века, такими как армянский геноцид 1915-1916 годов, вьетнамская война и даже советское вторжение в Афганистан. "Леволиберальное направление" ("интернационалисты") было представлено прежде всего известнейшим немецким философом Юргеном Хабермасом. Последний утверждал, что антисемитизм глубоко укоренен в германской истории и психологии немцев, откуда проистекает особая специфика Холокоста, замкнутая на нацизм и только на него. Позже американский историк Чарльз Майер сформулировал три главные содержательные характеристики Холокоста, выявленные в ходе дискуссии и ставшие предметом спора сторон: singularity (единичность), comparability (сопоставимость), identity (идентичность). По сути дела, именно характеристика "единичности" (уникальности, неповторимости) и стала камнем преткновения в позднейшей дискуссии.

Прежде всего, необходимо отметить, что тема "уникальности" Холокоста является крайне деликатной, и нередко ее обсуждение объективно вызывает болезненные реакции ее участников и общества в целом. "Болевой центр" этой темы состоит в том, что при ее рассмотрении сталкиваются, по определению французского исследователя Поля Завадски, язык памяти и свидетельств, и язык академический. Расcмотренный изнутри еврейства, опыт Холокоста является абсолютной трагедией, поскольку всякое страдание - это Твое собственное страдание, и оно абсолютизируется, делается уникальным и формирует идентичность еврейства: "Если я снимаю... "кепку социолога", чтобы остаться только евреем, семья которого была уничтожена во время войны, то ни о каком релятивизме не может быть и речи. Никакого сравнения не может быть, потому что в моей жизни, в истории моей семьи или в моей еврейской идентификации Шоа является уникальным событием... Внутренняя логика идентификационного процесса толкает в сторону подчеркивания уникальности". Не случайно всякое иное употребление слова Холокост (или Шоа, в еврейской терминологии), например во множественном числе ("холокосты") или по отношению к иному геноциду, обычно вызывает болезненную реакцию. Так, Завадски приводит примеры, когда решительные протесты еврейской общественности вызвали сравнение этнических чисток в Югославии с Холокостом, сравнение Милошевича с Гитлером, расширенное толкование обвинения по делу Клауса Барбье на процессе 1987 году во Франции как "преступлений против человечества", когда геноцид евреев рассматривался только в качестве одного из преступлений, а не в качестве уникального преступления. Сюда же можно отнести недавние споры по поводу изъятия самовольно поставленных католических крестов в Освенциме, когда дискутировался вопрос, следует ли Освенцим рассматривать исключительно в качестве места и символа еврейских страданий, хотя он и стал местом гибели сотен тысяч поляков и людей других национальностей. И, разумеется, еще большее возмущение еврейской общины вызвал недавний случай в Англии, когда известный реформистский раввин и писатель Дан Кон-Шербок, отстаивающий гуманное отношение к животным, сравнил современные вагоны для перевозки скота в Англии с вагонами, в которых евреев отправляли в Освенцим, и употребил выражение "Холокост животных".

Всякая генерализация страданий евреев опять же нередко приводит к размыванию конкретного субъекта Холокоста: на месте евреев может оказаться каждый, дело не в евреях и не в нацизме, а в "человечестве" и его проблемах вообще. Как писал Пинхас Агмон: "Холокост не является ни специфически еврейской проблемой, ни событием только еврейской истории". В такой постановке "Холокост" порой вообще теряет свое специфическое содержание и становится обобщенной характеристикой всякого геноцида. Так, даже Марек Эдельман, единственный из выживших руководителей восстания в Варшавском гетто, с готовностью сопоставляет события тех лет с гораздо более ограниченным масштабом событий в Югославии: "Мы можем стыдиться... геноцида, который имеет место сегодня в Югославии... Это - победа Гитлера, которую он одерживает с того света. Диктатура одна и та же, независимо от того, одета она в коммунистическую или в фашистскую одежду".

Логическим развитием деконкретизации Холокоста является лишение его даже признаков собственно геноцида, когда "Холокост" трансформируется в самую общую модель угнетения и социальной несправедливости. Немецкий драматург Петер Вайс, написавший пьесу об Освенциме, говорит: "Слово "еврей" в пьесе не используется... Я отождествляю себя с евреями не больше, чем с вьетнамцами или южноафриканскими черными. Я просто отождествляю себя с угнетенными всего мира". Иначе говоря, всякий компаративизм, вторгаясь в область индивидуальной и коллективной памяти евреев, неизбежно релятивизирует пафос исключительности еврейских страданий. Такое положение нередко вызывает понятную болезненную реакцию в еврейской среде.

С другой стороны, Холокост - явление историческое и социальное, и как таковое естественно претендует на анализ в более широком контексте, чем только на уровне памяти и свидетельств еврейского народа, в частности на академическом уровне. Сама необходимость изучения Холокоста как исторического явления столь же неизбежно заставляет оперировать академическим языком, а логика исторического исследования толкает в сторону компаративизма. Но тут же обнаруживается, что уже сам выбор сравнительного анализа в качестве инструмента академического исследования подрывает в конечном итоге идею "уникальности" Холокоста в ее общественно-этической значимости.

Даже простое логическое рассуждение, исходящее из предположения об "уникальности" Холокоста, по сути, ведет к разрушению сложившихся к настоящему времени представлений об исторической роли Холокоста для человечества. В самом деле, содержание исторического урока Холокоста давно уже вышло за рамки исторического факта геноцида евреев: не случайно во многих странах мира именно изучение Холокоста введено в школьную программу в качестве попытки на образовательном уровне воспитывать национальную и религиозную терпимость. Основной же вывод из урока Холокоста гласит: "Это (то есть Холокост) не должно повториться!" Однако если Холокост "уникален", то есть единичен, неповторим, то ни о каком его повторении речи изначально идти не может, и указанный важный вывод обессмысливается: никаким "уроком" Холокост тогда не может являться по определению; либо это "урок", но тогда он сравним с другими событиями прошлого и современности. В итоге остается либо переформулировать идею "уникальности", либо отказаться от нее.

Таким образом, в известной степени провокативна уже сама постановка проблемы "уникальности" Холокоста на академическом уровне. Но и разработка этой проблемы ведет к определенным логическим несообразностям. В самом деле, какие выводы следуют из признания Холокоста "уникальным"? Наиболее известный ученый, отстаивающий "уникальность" Холокоста, профессор из США Стивен Кац сформулировал в одной из своих книг ответ на этот вопрос: "Холокост высвечивает нацизм, а не наоборот". На первый взгляд, ответ убедителен: исследованием Холокоста вскрывается сущность такого чудовищного явления, как нацизм. Однако можно обратить внимание на другое - Холокост оказывается непосредственно замкнут на нацизме. И тогда буквально напрашивается вопрос о том, а можно ли вообще рассматривать Холокост в качестве самостоятельного явления вне обсуждения сущности нацизма? В несколько иной форме такой вопрос и был задан Кацу, поставив его в тупик: "А что, если человека не интересует нацизм, профессор Кац?"

С учетом всего вышесказанного мы все же возьмем на себя смелость высказать некоторые соображения на предмет уникальности Холокоста строго в рамках академического подхода.

Итак, один из широко известных тезисов современной академической науки, занимающейся исследованиями Холокоста, состоит в том, что трагедия евреев несет в себе общие признаки других геноцидов, но и обладает такими характеристиками, которые делают этот геноцид не просто особенным, а именно уникальным, исключительным, единственным в своем роде. В качестве трех основных характеристик Холокоста, определяющих его "уникальность", обычно указываются следующие.

  1. Объект и цель. В отличие от всех прочих геноцидов целью нацистов было тотальное уничтожение еврейского народа как этноса.
  2. Масштаб. За четыре года было уничтожено 6 миллионов евреев - третья часть всего еврейского народа. Геноцида такого масштаба человечество не знало.
  3. Средства. Впервые в истории было осуществлено массовое уничтожение евреев индустриальными средствами с привлечением современных технологий.

Эти характеристики в своей совокупности, как считают ряд авторов, и определяют уникальность Холокоста. Но беспристрастное исследование приводимых сравнительных выкладок, с нашей точки зрения, не является убедительным подтверждением тезиса об "уникальности" Холокоста.

Рассмотрим последовательно все три характеристики.

а) Объект и цель Холокоста. По словам профессора Каца, "Холокост феноменологически уникален в силу того факта, что никогда ранее не ставилась задача, как дело намеренного принципа и актуализированной политики, физического уничтожения каждого мужчины, женщины и ребенка, принадлежащего к определенному народу". Суть этого утверждения в следующем: до нацистов, которые стремились сделать мир Judenrein ("чистым от евреев"), никогда никто не собирался сознательно уничтожать целиком какой-либо народ. Утверждение кажется сомнительным. С глубокой древности существовала практика полной элиминации национальных групп, в частности, в ходе завоевательных войн и межплеменных столкновений. Эта задача решалась разными путями: например, путем насильственной ассимиляции, но также и путем полного уничтожения такой группы, что нашло отражение уже в древних библейских повествованиях, в частности, в рассказах о завоевании Ханаана (Ис. Нав. 6:20; 7:9; 10:39-40). Уже в наше время в межплеменных столкновениях вырезается поголовно та или иная национальная группа, как, например, в Бурунди, когда в середине 90-х годов ХХ века до полумиллиона представителей народности тутси были вырезаны в ходе геноцида. Очевиден тот факт, что в любых межнациональных столкновениях убивают именно за принадлежность к народу, участвующему в таком столкновении.

Другое важное обстоятельство, на которое нередко ссылаются защитники "уникальности Холокоста", - это то, что политика нацистов, направленная на физическое уничтожение всех евреев, по сути, не имела рациональной основы и сводилась к квазирелигиозно обусловленному тотальному убийству евреев. С такой точкой зрения можно было бы согласиться, если бы не одно серьезное "но": современным историкам приходится спорить о фактах, явно не укладывающихся в концепцию иррациональной ненависти к евреям. Хорошо известно, например, что когда в дело вступали большие деньги, они перебивали страсть нацистов к убийству. Достаточно большое число состоятельных евреев смогли вырваться из нацистской Германии совсем незадолго до начала войны. Когда в конце войны часть нацистской верхушки активно искала контакты с западными союзниками на предмет собственного спасения, то евреи опять же благополучно стали предметом торга; когда соратники Геринга по партии призвали его к ответу за многомиллионные взятки, благодаря которым была освобождена из концлагеря богатая еврейская семья Бернхаймера, и обвинили в связях с евреями, в присутствии Гитлера он произнес знаменитую и вполне циничную фразу: Wer Jude ist, bestimme nur ich! ("Кто есть еврей, определяю только я!") Оживленную полемику вызвала диссертация американского еврея Брайана Ригга: ее автор приводит многочисленные данные о том, что немало людей, подпадавших под нацистские законы о еврейском происхождении, служили в армии нацистской Германии, причем некоторые из них занимали высокие посты; хотя ряд подобных фактов был известен высшему командованию вермахта, в силу разных причин они скрывались. Наконец, поразительный факт участия 350 финских евреев-офицеров в войне с СССР в составе финской армии - союзницы Гитлера, когда трое офицеров-евреев были награждены Железным крестом (хотя и отказались его получать), и с нацистской стороны фронта действовала военно-полевая синагога. Все эти факты хотя никак не преуменьшают чудовищность нацистского режима, все же не делают картину столь однозначно-иррациональной.

б) Масштаб Холокоста. Число евреев - жертв нацизма действительно поражает. Хотя точное число погибших до сих пор является предметом дискуссий, в исторической науке утвердилась цифра, близкая к 6 миллионам человек, то есть число погибших составляет треть всего еврейского населения в мире и от половины до двух третей половины европейского еврейства. Однако в исторической ретроспективе можно обнаружить события, вполне сопоставимые с Холокостом по масштабу жертв. Так, сам профессор Кац приводит цифры, согласно которым в процессе колонизации Северной Америки к середине XVI века из 80-112 миллионов американских индейцев погибли семь восьмых, то есть от 70 до 88 миллионов. Кац признает: "Если только цифры конституируют уникальность, то еврейский опыт при Гитлере не был уникальным". При этом выдвигается любопытная концепция, что в основном они погибли от эпидемий, а уничтоженных в результате прямого насилия было не так много. Но вряд ли этот аргумент можно признать справедливым: эпидемии сопутствовали процессу колонизации, и судьба индейцев никого не интересовала - иначе говоря, за их смерть колонизаторы несли прямую ответственность. Так и во время депортации кавказских народов при Сталине огромное количество людей умерли от сопутствующих лишений и голода. Если следовать логике Каца, то в число погибших евреев не следует включать тех, кто умер от голода и невыносимых условий в гетто и концентрационных лагерях.

Сходен с Холокостом по масштабам и геноцид армян, считающийся первым геноцидом ХХ века. По данным Британской энциклопедии, с 1915 по 1923 годы погибли, по разным оценкам, от 600 тысяч до 1 миллиона 250 тысяч армян, то есть от одной трети до почти трех четвертей всего армянского населения Оттоманской империи, составлявшей к 1915 году 1 миллион 750 тысяч человек. Оценки числа жертв среди цыган в период нацизма колеблются от 250 тысяч до полумиллиона человек, а такой солидный источник, как французская энциклопедия "Универсалис", считает цифру в полмиллиона самой скромной. В этом случае речь может идти о гибели до половины цыганского населения Европы.

Более того, собственно в еврейской истории имели место события, по масштабу жертв вполне приближающиеся к Холокосту. К сожалению, любые цифры, относящиеся к погромам Средневековья и раннего Нового времени, в частности, периоду хмельничины и последовавшим за этим русско-польской и польско-шведской войнам, крайне приблизительны, как и общие демографические данные периода Средневековья. Тем не менее принято считать, что к 1648 году еврейское население Польши - самой большой еврейской общины мира - составляло около 300 тысяч человек. Цифры погибших за десятилетие хмельничины (1648-1658) чрезвычайно разнятся: в настоящее время считается, что в еврейских хрониках количество жертв преувеличивалось. Некоторые источники говорят о 180 тысячах и даже о 600 тысячах евреев; по мнению Г. Греца, были убиты более четверти миллиона польских евреев. Ряд современных историков предпочитают гораздо более скромные цифры - 40-50 тысяч погибших, что составляло 20-25 процентов еврейского населения Речи Посполитой, что тоже немало. Но другие историки все же склонны считать более достоверной цифру в 100 тысяч человек - в этом случае речь может идти о трети погибших из общего числа польских евреев.

Таким образом, и в новой истории, и в истории евреев можно обнаружить примеры геноцидов, по масштабу сравнимых с Холокостом. Безусловно, геноцид евреев имеет особые черты, отличающие его от других геноцидов, на что указывают многие ученые. Но и в любом другом геноциде можно найти специфические или, в принятой терминологии, "уникальные" черты. Так, профессор Кац полагает, что нацистский геноцид цыган во время Второй мировой войны, хотя и близкий по ряду характеристик еврейскому геноциду, отличался от него: он имел не только этническую подоплеку, но и был направлен против цыган как группы с антисоциальным поведением. Но подобный аргумент точно так же доказывает, что геноцид цыган имел "уникальный" характер в сравнении с иными геноцидами, в том числе и с Холокостом. Тем более цыгане - это единственный народ, который подвергался нацистами массовой стерилизации, что тоже можно рассматривать в качестве "уникального" явления. Иными словами, каждый геноцид можно тогда определять как имеющий уникальный характер, и в этом плане сам термин "уникальность" по отношению к Холокосту оказывается непригодным - гораздо более оправданным представляется здесь использование термина "особенность".

в) "Технологичность" еврейского геноцида. Подобная характеристика может определяться только конкретными историческими условиями. Скажем, в битве при Ипре весной 1915 года Германия впервые применила химическое оружие и англо-французские войска понесли тяжелые потери. Можно ли говорить, что в данном случае, для начала XX века, оружие уничтожения было менее технологичным, чем газовые камеры? Разумеется, отличие здесь заключается в том, что в одном случае уничтожали на поле боя противника, а в другом - беззащитных людей. Но ведь и там, и тут "технологически" уничтожали людей, причем в битве при Ипре впервые примененное оружие массового уничтожения тоже сделало противника беззащитным. А ведь до сих пор, насколько известно, осуществляются разработки нейтронного и генетического оружия, которое убивает огромное количество людей при минимуме других разрушений. Давайте на секунду представим, что это оружие (не дай Б-г) будет когда-нибудь применено. Тогда неизбежно "технологичность" убийства будет признана еще более высокой, чем в период нацизма. В итоге, на поверку, этот критерий также оказывается вполне искусственным.

Итак, каждый из аргументов в отдельности оказывается не слишком убедительным. Поэтому в качестве доказательства говорят об уникальности перечисленных факторов Холокоста в их совокупности (когда, по словам Каца, вопросы "как" и "что" уравновешиваются вопросом "почему"). В некоторой степени такой подход справедлив, поскольку создает более объемное видение, но все же речь здесь может идти скорее о поражающих воображение злодеяниях нацистов, чем о радикальном отличии Холокоста от прочих геноцидов.

Но, тем не менее, мы убеждены, что Холокост имеет особое и действительно уникальное, в полном смысле этого слова, значение в мировой истории. Только характеристики этой уникальности следует искать в иных обстоятельствах, которые уже не являются категориями цели, инструментария и объема (масштабности). Подробный анализ этих характеристик заслуживает отдельного исследования, поэтому лишь кратко сформулируем их.

  1. Холокост стал завершающим явлением, апофеозом, логическим завершением последовательного ряда гонений и катастроф в течение всей истории еврейского народа. Ни один другой народ не знал подобных непрекращающихся гонений на протяжении почти 2 тысяч лет. Иными словами, все прочие, не-еврейские, геноциды носили обособленный характер в отличие от Холокоста как явления преемственного.
  2. Геноцид еврейского народа осуществлен цивилизацией, в известной мере возросшей на еврейских этических и религиозных ценностях и в той или иной мере признававшей эти ценности за свои собственные ("иудейско-христианской цивилизацией", по традиционному определению). Иными словами, налицо факт саморазрушения основ цивилизации. И здесь в качестве разрушителя предстает не столько сам гитлеровский рейх с его расистско-полуязыческо-полухристианской религиозной идеологией (в конце концов, гитлеровская Германия никогда не отказывалась от своей христианской идентичности, пусть и особого, "арийского" толка), сколько христианский мир в целом с его многовековым антииудаизмом, который в немалой мере способствовал зарождению нацизма. Все иные геноциды в истории не носили подобного саморазрушительного для цивилизации характера.
  3. Холокост в немалой степени перевернул сознание цивилизации и определил ее дальнейший путь развития, на котором преследование по расовым и религиозным признакам объявляется недопустимым. При всей сложной и подчас трагической картине современного мира нетерпимость цивилизованных государств к проявлениям шовинизма и расизма во многом была обусловлена осмыслением итогов Холокоста.

Таким образом, уникальность феномена Холокоста определяется не характерными чертами гитлеровского геноцида как такового, а местом и ролью Холокоста в мировом историческом и духовном процессе.

Юрий Табак, "Еврейские новости"
03-06-2004

Этот пропагандистский миф выстроен не только на иудейской догме об „избранности” евреев, но, чаще всего, на таких безсмысленных рассуждениях, котрые мы называем жаргонным словом „хуцпа”. Т.е. ни логики, ни доказательств, ни здравого смысла - лишь наглые и безпардонно лживые заявление создателей мифа о холокосте.

***


"Эти ссылки на холокост , — замечает известный израильский автор Боас Эврон, — представляют собой не что иное, как "официальное пропагандистское вдалбливание, непрерывное повторение определенных ключевых слов и создание ложного взгляда на мир.

Фактически все это направлено не на то, чтобы понять прошлое, а на то, чтобы манипулировать настоящим ". Холокост сам по себе не является частью какой-то конкретной политической программы, ссылками на него можно мотивировать как критику, так и поддержку политики Израиля.

Путем идеологического искажения можно, говоря словами Эврона, "использовать воспоминания об уничтожении евреев нацистами как мощное оружие в руках израильского руководства и евреев в других странах ".

Из массового уничтожения евреев нацистами сделали ХОЛОКОСТ.

Две центральные догмы образуют фундамент конструкции, именуемой холокостом:
1) ХОЛОКОСТ представляет собой абсолютно уникальное историческое событие,
2) ХОЛОКОСТ — кульминация иррациональной, вечной ненависти неевреев к евреям.

Накануне июньской войны 1967 г. эти две догмы вообще не играли роли в публичных диспутах и, хотя они стали основными элементами литературы о ХОЛОКОСТЕ, они вообще не фигурировали в первых научных работах о массовом уничтожении евреев нацистами. С другой стороны, эти две догмы опираются на важные черты еврейства и сионизма.

После второй мировой войны нацистский геноцид рассматривался сначала не как событие, имевшее отношение исключительно к евреям, и не как исторически уникальное событие.

Именно еврейские организации Америки приложили максимум усилий к тому, чтобы изобразить его всеобщим бедствием.

Однако после июньской войны нацистское "окончательное решение" было введено в совсем иные рамки. "Первое и важнейшее притязание, которое стало следствием войны 1967 г. и отличительным признаком американского еврейства, — вспоминает Якоб Нейснер, — заключалось в том, что холокост уникален и не имеет параллелей в человеческой истории ".

В своей разъяснительной статье историк Дэвид Стеннард издевается над "маленькой индустрией хо-локоста, которая со всей энергией и со всем пылом теологических фанатиков отстаивает уникальность еврейского опыта ". Но догма об уникальности вообще не имеет смысла.

Если говорить абстракциями, любое историческое событие уникально, так как происходит в определенном времени и пространстве. И каждый исторический процесс имеет как свои отличительные черты, так и общие с другими процессами. Необычным в ХОЛОКОСТЕ является то, что уникальность считается абсолютной.

Какое еще историческое событие можно с этой точки зрения назвать уникальным? За ХОЛОКОСТОМ оставляются только его отличительные черты, чтобы отнести это событие к совершенно особой категории. При этом никто никогда не объясняет, почему многие общие черты считаются не имеющими значения.

Все авторы книг о холокосте согласны в том, что ХОЛОКОСТ уникален, но лишь немногие из них, если вообще есть такие, согласны в том, почему он уникален.

Каждый раз, когда опровергается какой-нибудь один аргумент в пользу уникальности холокоста, вместо него придумывают новый .

Жан-Мишель Шомон замечает по поводу этих разнообразных, противоречащих один другому и опровергающих один другой аргументов: "Уровень знания не повышается. Чтобы сделать лучше, чем в случае с предыдущим аргументом, каждый раз начинают с нуля ". Иначе говоря, в конструкции ХОЛОКОСТА его уникальность рассматривается как данность, доказывать которую можно, а опровергать нельзя — это равнозначно отрицанию холокоста.

Проблема, возможно, заключается в предпосылках, а не в доказательствах. Даже если бы холокост был уникальным, какое значение имело бы это отличие? Как изменилось бы наше сознание, если бы массовое уничтожение евреев нацистами было не первой, а четвертой или пятой в ряду аналогичных катастроф?

Последним в лотерею уникальности холокоста решил сыграть Стивен Кац, автор книги "Холокост в историческом контексте". В первом томе своего исследования (всего запланировано три тома ) Кац ссылается на почти 500 наименований, он прочесывает всю историю человечества, чтобы доказать, что "холокост представляет собой уникальное явление, потому что никогда раньше ни одно государство не организовывало с сознательным намерением и систематическим образом физическое уничтожение всех мужчин, женщин и детей одного определенного народа ".

Свой тезис Кац поясняет так: "Свойством С обладает исключительно событие Ф. События Д и Ф могут иметь общие свойства А, В, Д… X, но не С. Главное зависит от того, что С является свойством только Ф… П без С — это не Ф… Никакие исключения из этого правила не допустимы по определению. Д, имеющее с Ф общие свойства А, В, Д… X, может быть в тех или иных отношениях сходным с Ф, но, поскольку наше определение касается уникальности, отдельные или все события Д, не имеющие свойства С, никогда не могут быть Ф. В своей совокупности Ф, разумеется, больше С, но без С оно никогда не может быть Ф ".

В переводе на человеческий язык это означает, что историческое событие, обладающее уникальным признаком, является уникальным историческим событием. Во избежание путаницы Кац поясняет далее, что употребляет термин «феноменологический» не в смысле Гуссерля, не в смысле Шутца, не в смысле Шелера, не в смысле Хайдеггера и не в смысле Мерло-Понти.

В итоге построение Каца оказывается феноменальной бессмыслицей .

Даже если бы главный тезис Каца был подкреплен отправными посылками (а это не так ), этим было бы доказано лишь то, что ХОЛОКОСТ обладает одним уникальным признаком. Правда, было бы удивительно, если бы дело обстояло иначе. Шомон приходит к выводу, что исследование Каца — это «идеология», напялившая на себя «научные» одеяния.

Если нет сравнимых с холокостом исторических событий, то он вообще возвышается над историей. Итак, холокост уникален, потому что он необъясним, и необъясним, потому что он уникален .

Новик назвал эту мистификацию "канонизацией холокоста", а Эли Визель — самый опытный специалист в этой области. Для Визеля, как правильно замечает Новик, ХОЛОКОСТ — это воистину «мистериальная» религия.

Визель подчеркивает, что ХОЛОКОСТ "ведет во тьму", "отвергает все ответы", "находится вне истории, по другую ее сторону", "не поддается ни познанию, ни описанию", "не может быть объяснен или представлен в образах"; ХОЛОКОСТ — это "разрушение истории", он знаменует собой "изменение в космическом масштабе".

Только выживший священнослужитель (читай: только Визель) способен проникнуть в его мистерию. А поскольку эту мистерию, как признает сам Визель, "невозможно передать", "мы не можем об этом говорить". Следовательно, Визель сообщает в своих речах, за которые он получает стандартный гонорар 25000 долларов (плюс лимузин с шофером), что «тайна» Освенцима — это "истина, заключенная в молчании".

С этой точки зрения рациональное понимание холокоста приводит к его отрицанию, так как рациональный подход отрицает уникальность и мистерию холокоста. А тот, кто сравнивает этот ХОЛОКОСТ со страданиями других, совершает, по Визелю, "абсолютную измену по отношению к еврейской истории".

Несколько лет назад была напечатана пародия на один нью-йоркский бульварный журнал с сенсационным заголовком: "Майкл Джексон и еще 60 миллионов человек погибли в ядерном холокосте". В письмах читателей сразу же появился разъяренный протест Визеля:

"Как посмел кто-то назвать происшедшее вчера холокостом! Был только один холокост! " Доказывая, что пародии встречаются и в реальной жизни, Визель в новом томе своих воспоминаний осуждает Шимона Переса за то, что он сказал о "двух холокостах нашего века: Освенциме и Хиросиме. Он не должен был этого делать ", но если холокост ни с чем не сравним и непостижимо уникален, как может он тогда иметь всеобщее значение?

Споры об уникальности холокоста бесплодны. Утверждения, будто холокост уникален, приобрели со временем форму "интеллектуального терроризма " (Шомон).

Каждый, кто использует обычные сравнительные методы научных исследований, должен предварительно сделать 1001 оговорку , чтобы на него не обрушились обвинения, будто он изображает холокост как «тривиальное» событие,

Тезис об уникальности холокоста включает в себя и понимание его как единственного в своем роде зла. Страдания других, сколь бы ужасны они ни были, с этим нечего и сравнивать. Проповедники уникальности холокоста отвергают подобные умозаключения, но их возражения звучат неискренне .

Утверждения, будто холокост уникален, интеллектуально бесплодны и морально недостойны , но их продолжают повторять.

Возникает вопрос: почему? Во-первых , уникальными страданиями обосновывают уникальные притязания. Ни с чем не сравнимое зло холокоста не только отделяет евреев от других, но, как пишет Якоб Нойснер, позволяет евреям "предъявлять претензии к этим другим ".

Эдуард Александер видит в уникальности холокоста "моральный капитал ", и "евреи должны заявить притязания на владение этим ценным имуществом ".

Уникальность холокоста, эти "претензии к другим", это "ценное имущество" служат прекрасным алиби для Израиля. "Поскольку страдания евреев столь уникальны , — подчеркивает историк Питер Болдуин, — это увеличивает моральные и эмоциональные притязания, которые Израиль может предъявить к другим странам ".

Так, по Натану Глезеру, холокост, поскольку он указывает на уникальность евреев, дает евреям "право рассматривать себя как особо угрожаемую категорию и предпринимать все возможные меры, необходимые для их выживания ".

Типичный пример: каждое сообщение о решении Израиля создать ядерное оружие вызывает, как заклинание, призрак холокоста, как будто Израиль и без того не находится на пути превращения в ядерную державу.

Здесь играет роль еще один фактор. Утверждение уникальности холокоста — это также утверждение еврейской уникальности. Не страдания евреев делают холокост столь уникальным, а тот факт, что страдали именно евреи.

Или:
холокост — нечто особенное, потому что евреи представляют собой нечто особенное.

Исмар Шорш, канцлер Еврейского теологического семинара, резко критикует притязания на уникальность холокоста как "безвкусный, секуляризованный вариант теории богоизбранности ".

Столь же яро, как и уникальность холокоста, Эли Визель защищает тезис об уникальности евреев. "В нас все иное ".

Евреи онтологически необыкновенны. ХОЛОКОСТ — это кульминация тысячелетней ненависти неевреев, свидетельство не только ни с чем не сравнимых страданий евреев, но также их уникальности.

Во время и после второй мировой войны, пишет Новик, "вряд ли кто-нибудь в правительстве США и вне его понимал слова "одиночество евреев". После июня 1967 г. произошел поворот. "Молчание мира", "равнодушие мира", "заброшенность евреев" — эти темы стали главными в дискуссиях о холокосте.

С усвоением сионистского кредо "окончательное решение" Гитлера в конструкции холокоста стало кульминацией тысячелетней ненависти неевреев к евреям. Евреи погибали, потому что все неевреи, будь то преступники или их пассивные сообщники, желали их смерти. Как утверждает Визель, "свободный и цивилизованный мир выдал евреев их палачам. С одной стороны были исполнители, убийцы, а с другой — те, которые молчали ".

Но нет ни одного исторического доказательства наличия у всех неевреев побуждений к убийству евреев .

Упорные попытки Даниэля Гольдхагена доказать разновидность такого утверждения в его книге "Добровольные помощники Гитлера" выглядят комично . Но их цель — достижение политических выгод .

Можно, кстати, констатировать, что теория "вечного антисемитизма" облегчает жизнь антисемитам. Арендт поясняет в книге "Элементы и истоки тотальной власти": "То, что антисемитская история профессионально пользуется этой теорией, не требует объяснений; она предоставляет лучшее алиби любым зверствам.

Если верно, что человечество всегда стремилось уничтожить евреев, то убийство евреев — это нормальная человеческая деятельность, а ненависть к евреям — реакция, которую даже не надо оправдывать.

Самое удивительное и приводящее в смущение в гипотезе о вечном антисемитизме заключается в том, что ее разделяют большинство объективных и почти все еврейские историки ".

Догма холокоста о вечной ненависти неевреев к евреям используется как для оправдания необходимости еврейского государства, так и для объяснения враждебного отношения к Израилю. Еврейское государство — единственная защита от неизбежной в будущем новой вспышки убийственного антисемитизма, который кроется за каждым нападением на еврейское государство и за каждым оборонительным маневром против него.

Писательница Синтия Озик так объясняет критику Израиля: "Мир хочет уничтожить евреев… Он всегда хотел уничтожить евреев ". Если весь мир и в самом деле хочет уничтожить евреев, то поистине чудо, что они еще живы и даже не голодают, в отличие от большинства человечества.

Эта догма служит Израилю индульгенцией. Если неевреи постоянно стремятся уничтожить евреев, то евреи имеют неограниченное право защищаться любыми средствами, включая агрессию и пытки , все это с их стороны — законная самооборона.

Боас Эврон осуждает теорию о вечной ненависти неевреев и замечает по этому поводу, что в результате "в превентивном порядке развивается паранойя… Этот менталитет заранее прощает любое бесчеловечное обращение с неевреями, так как, согласно господствующей мифологии , "при уничтожении евреев все народы сотрудничали с нацистами", поэтому евреям по отношению к другим народам все дозволено ".

Boas Evron, "Holocaust: The Uses of Disaster", in Radical America (Juli-August 1983), 15..

О различии между литературой о холокосте и научными исследованиями массового уничтожения евреев нацистами см. Финкелыптейн и Бирн "Нация на испытательном стенде", I, раздел 3..

Jacob Neusner (Hrsg.), Judaism in Cold War America, 1945-1990, Bd. II: In the Aftermath of the Holocaust (New York: 1993), viii..

David Stannard, "Uniqueness as Denial", in Alan Rosenbaum (Hrsg.), Is the Holocaust Unique? (Boulder: 1996), 193.

Жан Мишель Шомон "Конкуренция жертв" (Париж, 1997, с. 148-149). Шомон одним мощным ударом рассекает гордиев узел "уникальности холокоста". Однако его центральный тезис, по крайней мере, в том, что касается Америки, неубедителен. По Шомону, феномен холокоста возник из запоздалого стремления выживших евреев к общественному признанию за их страдания в прошлом. Но на первом этапе выдвижения холокоста на передний план «выжившие» не играли роли..

Steven T. Katz, The Holocaust in Histirical Context (Oxford: 1994), 28, 58, 60..

Chaumont, La concurrence, 137..

Novick, The Holocaust, 200-201, 211-212. Wiesel, Against Silence, Bd. 1,158, 211, 239, 272, Bd. II, 62, 81, 111, 278, 293, 347, 371, Bd. III, 153, 243. Elie Wiesel, Alle Fluesse Hiessen ins Meer (Muenchen: 1997), 138. Информация о гонорарах Визеля за доклады получена от Рут Уит, оргсекретаря Бнай Брит. "Слова, — говорит Визель, — это своего рода горизонтальное приближение, а молчание — вертикальное приближение. В него ныряешь". Похоже, Визель, делая свои доклады, прыгает с парашютом..

Wiesel, Against Silence Bd. III, 146..

Визель "И море…", стр. 156. Для сравнения следующее сообщение: Кен Ливингстон, бывший член британской лейбористской партии, выступив как независимый кандидат в мэры Лондона, рассердил английских евреев своим высказыванием, что глобальный капитализм требует столько же жертв, что и вторая мировая война. "Международная финансовая система убивает каждый год больше людей, чем вторая мировая война, но Гитлер, по крайней мере, был сумасшедшим". "Это надругательство над теми, кого убивал и преследовал Гитлер, — заявил Джон Баттерфил, депутат парламента от консервативной партии. Баттерфил считает также, что обвинения Ливингстона в адрес глобальной финансовой системы имеют явно антисемитский подтекст. ("Слова Ливингстона сердят евреев" в "Интернэшнл Геральд Трибюн" от 13 апреля 2000 г.) Кубинский президент Фидель Кастро обвинил капиталистическую систему в том, что она регулярно убивает столько же людей, сколько погибло во второй мировой войне, потому что игнорирует нужды бедных. "Снимки матерей и детей во многих местностях Африки, которые страдают от засухи и других катастроф, напоминают нам о концлагерях нацистской Германии". С намеком на процессы военных преступников после второй мировой войны кубинский лидер пояснил: "Нам нужно нечто вроде Нюрнберга, чтобы судить навязанный нам экономический порядок, при котором каждые три года от голода и предотвратимых болезней умирает больше мужчин, женщин и детей, чем за всю вторую мировую войну".

Абрахам Фоксман, руководитель американской АДЛ, с этим не согласен: "Бедность тяжела, приносит страдания и может быть смертельной, но это не холокост и не концлагерь" (Джон Райе. "Кастро выдвигает ложные обвинения против капитализма" АП, 13 апреля 2000 г.).

Wiesel, Against Silence, Bd. Ill, 156, 160, 163, 177..

Шомон, цит. соч., стр. 156. Шомон приводит также важный аргумент, что утверждение о невообразимом зле холокоста не согласуется с параллельным утверждением, что творившие его преступники были совершенно нормальными людьми (с. 310)..

Кац «Холокост», с. 19, 22. "Утверждение, будто нет никакой формы неоправданного сравнения, если подчеркивается уникальность, систематически ведет к двурушничеству, — замечает Новик. — Верит ли кто-нибудь, что утверждение об уникальности представляет собой нечто иное, чем претензию на превосходство?" К сожалению, и сам Новик позволяет себе такие неоправданные сравнения. Так, например, он утверждает (хотя это расценивается как моральная уловка со стороны Америки), что верно говорят, что все, "что творили США по отношению к неграм, индейцам, вьетнамцам и прочим, блекнет по сравнению с холокостом" ("Холокост", с. 15, 197)..

***
Из книги Нормана Дж. ФИНКЕЛЬШТЕЙНА „Индустрия холокоста”.